27.11.2010 - Как уже сообщал портал, в Государственной Думе прошли парламентские слушания на тему: «Законодательное обеспечение защиты морей от нефтяного загрязнения». Это мероприятие знаменовало собой начало работы депутатов над законом, который должен дать юридическую основу для защиты природы от нефтяных разливов.
Нашего корреспондента, работавшего на этом мероприятии, удивило, однако, то, что большинство реальных угроз по части нефтяного загрязнения остались вне зоны внимания участников слушаний. Самая худшая угроза, считают независимые эксперты, заключается в том, что имеющийся в России порядок защиты природы от разливов нефти и нефтепродуктов, скорее, фиктивный, нежели эффективный. Предлагаем нашим читателям интервью со специалистом — генеральным директором петербургской компании «Морская экология» Татьяной Пресняковой. Эта организация уже больше десяти лет практикует системный подход к ликвидации разливов нефти.
Татьяна Александровна, вы тоже участвовали в думских слушаниях. Какое у вас впечатление осталось?
Двойственное. С одной стороны, там всё говорилось правильно, а с другой... Один из участников слушаний даже сказал: господа, всё, что мы обсуждаем, включая создание фонда для оплаты ликвидации последствий нефтяного загрязнения, это прекрасно. Но что делать в сам момент разлива?
Я помню это выступление.
А ведь это и есть основной вопрос, если иметь в виду защиту экологической среды от нефтяного загрязнения, а не формирование неких финансовых потоков. К сожалению, у нас до сих пор исходят из того, что разлив ликвидируется в море. Поэтому всё — от планов ликвидации аварийных разливов нефти, ЛАРН, до технических средств сбора нефти и нефтепродуктов — выстроено под эту идею.
Она не правильная?
Вспомним, хотя бы, танкер «Престиж». Он разломился в Бискайском заливе, а мазут оказался на берегах Испании и Франции. Или танкер «Находка», который во время шторма тоже разломился надвое в 80 милях от Японии. Дизельное топливо залило берег префектуры Шимане. Я уж не говорю о Мексиканском заливе. Без преувеличения, нефтяное загрязнение — это национальное бедствие.
Поэтому для эффективной защиты должна быть создана единая система реагирования. В ней необходимо определить место и роль как государственных служб, так и любых других формирований, включённых в эту систему. Главной компонентой системы должны стать организации, которые будут работать в прибрежной зоне и на берегу. Ведь именно тогда, когда нефть накрывает прибрежную зону и берег, ликвидационные работы становятся самыми трудными и дорогостоящими, а сама авария — самой болезненной для природы.
Да, в лучшем случае, за все убытки, за нанесённый экологический ущерб потом кто-то кому-то заплатит. Но это — второй вопрос. А первая и главная задача — не допустить вреда окружающей среде или, хотя бы, минимизировать воздействие. Однако именно она решается недостаточно эффективно.
Остаётся радоваться тому, что у всех так же плохо, как у нас. Или у нас ещё хуже?
Одинаково то, что принципиальные подходы к решению этой проблемы формируют люди, далёкие от реальных ситуаций с разливами. Но если в Европе можно что-то объяснить, доказать и с фактами и конкретными предложениями в руках развернуть всё в правильную сторону, то у нас приходится бороться не с парадигмой, а с препятствиями совсем другого характера.
Например?
Например, у нас нет такой профессии — ликвидатор. Все, кто занимается борьбой с нефтяными загрязнениями, аттестованы как спасатели, в соответствии с Федеральным законом от 14 июля 1995 года №151 «Об аварийно-спасательных службах и статусе спасателей». Одно это порождает невероятное количество глупостей административного характера и приводит к неэффективности, когда дело доходит до реального разлива.
В совокупности административные глупости описывают то межеумочное состояние, в котором находится наша российская система управления рисками, вообще, и экологическими рисками, в частности. В стране существуют и частные, и государственные аварийно-спасательные формирования, которые занимаются ликвидацией разливов нефти. Государственные — готова отвечать за свои слова в суде — гораздо менее профессиональны и эффективны, нежели частные. Они, может быть, в некотором смысле, лучше обеспечены техникой...
Что значит — в некотором смысле?
Они обеспечены техникой, которая при ликвидации реального разлива оказывается неэффективной. На морском буксире, например, нефть не соберёшь — только разгонишь её по акватории. Или взять щёточные нефтесборщики известной зарубежной фирмы, на которые тратятся огромные бюджетные деньги. Эти машины предназначены для сбора разлива в идеальных условиях — при нулевом волнении, безветрии и если нефть и нефтепродукты чисты, как выходной китель капитана. Но у нас, в России, чаще всего, приходится убирать с воды слой мазута вперемешку с мусором. И погодные условия подогнать под себя не удаётся.
Хорошо. Но почему вы считаете, что государственные ликвидаторы менее профессиональны?
У меня есть возможность сравнивать. Мы всё делаем, так сказать, под ключ. Не только собираем разлив, но моем суда, на которые попала нефть, моем причалы, убираем берег. После нашей уборки район разлива как новенький. Государственные ликвидаторы не делают и половины обычной для нас работы. К тому, же они могут себе позволить опоздать на разлив. Могут, вообще, не явиться по вызову. Нам, «Морской экологии», случалось получать срочный вызов на разлив после того, как аварийно-спасательное формирование государственного бассейнового управления не прибыло на место происшествия. А в нестандартных случаях государственные ликвидаторы, вообще, отказываются работать.
Как это может быть?
Легко.Чтобы не казаться голословной, приведу факт из нашей собственной практики. Как-то раз, ночью, при бункеровке в порту Санкт-Петербург на китайском сухогрузе случился разлив топлива — мазута. Причём, он попал не в воду, а в трюм, где находилось около восьми тысяч тонн воды балластной воды. Мазутом был залит и весь грузовой комингс. Вроде, акватория не загрязнена, но перед загрузкой судна балласт из трюма придётся откачивать, а там — мазут. Всё равно, аварийный случай.
После того, как государственные спасатели от такой работы отказались, потому, что, во-первых, им нечем работать, а, во-вторых, они не умеют, китайцы нашли нас по Интернету. Мы пришли со своей техникой, подняли её на борт и за сутки ликвидировали этот необычный разлив. Затем обоновали судно, и дежурили возле него ещё сутки — на всякий случай, вдруг в трюме ещё что-то осталось...
Показательно. Но, согласитесь, нельзя по одному случаю судить о профессионализме, так сказать, в целом.
-Соглашусь. И расскажу вам, до кучи, как Госморспасслужба, совсем недавно, когда во главе этой структуры стоял господин Хаустов, публично похвасталась своим не-профессионализмом.
В отраслевых СМИ прошла статья за подписью Хаустова, где он рассказывал об учениях в порту Новороссийск. Их провела Госморспасслужба. За эти учения она сама себе поставила оценку «отлично».
По легенде, в порту Новороссийск стоит под погрузкой танкер. Нефть подаётся на борт через трубопровод. Неожиданно происходит самоотдача якоря, и он перебивает трубу. 2000 тонн нефти выливается в акваторию и начинает растекаться вокруг танкера.
Что сделала в этих условиях Госморспасслужба? Она выставила боновое ограждение, затем завела внутрь два буксира, которые вытащили танкер из разлива в безопасное место.
И что тут не так?
Всё не так, кроме постановки бонов. Я специально разобрала эти фиктивные учения с нашими ликвидаторами в качестве примера, как делать нельзя.
Во-первых, в порту Новороссийск отгружают один из самых лёгких сортов нефти, у неё даже цвет несколько желтоватый. Она испаряется с такой интенсивностью, что в течение 6-7 часов улетучивается около 50 процентов объёма. Представляете себе, какая была бы концентрация горючих паров в воздухе вокруг танкера при разливе в 200 тонн? Если бы всё это происходило на самом деле, то запустить в разлив буксир — всё равно, что чиркнуть спичкой. Последовал бы взрыв или пожар. А ситуацию хуже, чем горящая на воде нефть, трудно придумать. Она уничтожила бы и буксир, и танкер, и, скорее всего, погибли бы экипажи.
Во-вторых, я уже говорила, что буксиры — плохие помощники при разливах нефти и нефтепродуктов. У них огромные винты. Если внутрь бонового ограждения запустить даже один буксир, а не два, как сделала на учениях Госморспасслужба, турбулентные потоки воды от винта унесут нефть с поверхности воды под боны, и она растечётся по всему порту. Нам приходилось наблюдать подобное на реальных разливах. Буксир и на самом малом ходу нельзя подпускать к бонам даже на 200-300 метров. А тут — два буксира, работая машинами на полную мощность, тянут танкер из разлива! Боны можно убирать...
А что надо было сделать?
Во-первых, распоряжением капитана порта Новороссийск запретить любое движение в радиусе полмили на 5-6 часов. Иначе возможен взрыв. Боны выставлять не буксирами, а мелкосидящими плавсредствами. Танкер с места не трогать, он сам — загрязнитель. При помощи газоанализаторов контролировать концентрацию нефтяных паров. После снижения концентрация до уровня допустимой запускать в разлив не буксиры, а нефтесборщики. Тогда через сутки-двое разлив можно было бы безопасно ликвидировать, отмыв от нефти и сам танкер.
Получается, что на реальном разливе Хаустов и его команда сделали бы всё необходимое, чтобы превратить аварийную ситуацию в техногенную катастрофу?
Да. И через прессу растиражировали профанацию ликвидации разлива как пример для подражания. Единственное, что могу к этому добавить, ради точности: бывают и частные аварийно-спасательные формирования, которые ничего не могут и не хотят. И есть государственное аварийно-спасательное формирование, которое всё может — в Министерстве по чрезвычайным ситуациям. Его фактический распорядитель — Хамзат Беков, начальник управления федеральной поддержки территорий МЧС России. Он так и говорит: если что случится, обращайтесь к нам, мы приедем и всё ликвидируем.
Но это красивые слова, не более. Один Беков всю Россию не прикроет. На Дальнем Востоке танкерные перевозки стали реальностью. В дальнейшем они будут только интенсифицироваться. Но бороться с разливами нефти там, фактически, некому и нечем. Случись что — от Москвы до Владивостока только лёту восемь часов. За это время разлив накроет и морские заповедники, и берег. А разливы будут, обязательно.
Однако господина Хаустова недавно убрали с должности руководителя Госморспасслужбы. Может быть, теперь всё изменится?
Я бы не стала вспоминать о чиновнике, который уже не работает. Но в том-то и дело, что он ушёл, а всё осталось по-прежнему. Перемены могут начаться в двух случаях. Если в Госморспасслужбу, на каждое штатное место придут титаны, самозабвенно любящие природу и готовые ради дела сражаться с ветряными мельницами законодательства. Или если изменится само законодательство. Пока ни того, ни другого не произошло.
В статье 5 закона №151 «Виды аварийно - спасательных работ» написано, буквально, следующее: «К аварийно - спасательным работам относятся поисково - спасательные, горноспасательные, газоспасательные, противофонтанные работы, а также аварийно - спасательные работы, связанные с тушением пожаров, работы по ликвидации медико - санитарных последствий чрезвычайных ситуаций и другие, перечень которых может быть дополнен решением Правительства Российской Федерации».
Никакого решения Правительства в этой связи не было и нет. То есть, ликвидация разливов не считается аварийно-спасательными работами, а сам разлив — аварийной ситуацией.
В соответствии с тем же законом, ради того, чтобы иметь право заниматься ликвидацией разливов нефти, я должна иметь половину штата сотрудников, которые аттестованы как спасатели. А какие мы спасатели? Мы никого не спасаем! Однако я обязана подбирать на работу людей, отвечающих чисто физическим требованиям к спасателям, обучать и аттестовать их как спасателей, после этого учить их той профессии, которой они реально будут заниматься... Да, «Морская экология» полностью удовлетворила требования 151-го закона. Но представляете себе, какая это глупость!
Но что-то же происходит положительное? Вот, слушания в Госдуме состоялись. И почему вы всё время упираете на то, что законы не про вас писаны? Десять лет работаете, все вас знают, на слушания в Госдуму приглашают... В чём проблема?
В том, что происходит одно: война государства в лице его морских бассейновых структур с частными аварийно-спасательными формированиями, работающими на рынке услуг ЛАРН, война на уничтожение.
Почему вы так говорите? Какое уничтожение?
А то вы не знаете! Это ведь на вашем сайте, висит статья «Нужны ли посредники при ликвидации разливов нефти?» Там рассказана история о том, как Мурманское БАСУ заставило Первый Мурманский Терминал расторгнуть договор с частными ликвидаторами ООО «НавЭкоСервис» на услуги по несению аварийно-спасательной готовности. Затем БАСУ заключило договор с московской конторой ОАО «ЦАСЭО». А эта контора заключила договор с «НавЭкоСервис» на ту же самую работу для Первого Мурманского Терминала, которую частные мурманские ликвидаторы делали без посредников.
Да. Но это в Мурманске. Вы-то в Санкт-Петербурге.
Вы знаете, этот беспредел в 2009 году начался, как по команде, и в Мурманске, и в Санкт-Петербурге, и по всей России.
Конечно, и раньше было, например, полное безобразие по части подготовки планов ЛАРН, на которых чиновники откровенно кормились. Без плана ЛАРН предприятию или организации, способной вызвать нефтяное загрязнение, нельзя. Но наше законодательство так не удачно написано, что под этим планом понимается не перечень конкретных действий в случае разлива, а некий административный роман на тему о нефтяном загрязнении. В романе должна быть и теория, и нормативные документы, и ещё много-много всякой всячины, которая догоняет стоимость изготовления плана ЛАРН до миллиона рублей.
Для практического применения этот талмуд не годится. Зато очень хорош для заработка неким посредническим фирмам. Они копошатся вокруг нескольких государственных ведомств, которые все занимаются утверждением планов ЛАРН. Ещё на заработок посредников влияет возможность — на законном основании! — потребовать от одного и того же хозяйствующего субъекта план ЛАРН и на 500 тонн разлива, и на 25000 тонн.
Однако такого скоординированного давления на частные аварийно-спасательные формирования, какое началось в прошлом году, раньше не было. Дошло до того, что Генеральная прокуратура провела проверку в Росморречфлоте и установила, что «отдельные требования» Положения о функциональной подсистеме организации работ по предупреждению и ликвидации разливов нефти и нефтепродуктов в море с судов и объектов, независимо от их ведомственной и национальной принадлежности, противоречат антимонопольному законодательству, нарушают права и охраняемые законом интересы субъектов предпринимательской деятельности. В этой связи, Генпрокуратура внесла представление руководителю Росморречфлота об устранении нарушений. Кроме того, министру транспорта Генпрокуратурой же направлена информация о необходимости принятия исчерпывающих мер по обеспечению единообразного исполнения государственных функций по согласованию планов ЛАРН, чёткой регламентации процедуры их согласования Росморречфлотом.
Ну, вот. Значит, и «Морская экология» может рассчитывать на правильное будущее.
У меня такое впечатление, что идут два параллельных процесса. В одном принимает участие Генпрокуратура со своими проверками и представлениями, Госдума с её слушаниями и законодательными актами... В другом — все те, кто заботится не о создании эффективной системы ликвидации опаснейшего побочного эффекта цивилизационного развития — разливов нефти, а о том, чтобы уничтожить конкурентов.
«Морской экологии» в частных беседах откровенно угрожают тем, что мы не пройдём очередную аттестацию, которую, как обязательную процедуру, Росморречфлот ввёл в прошлом году. А заключать договоры на несение аварийно-спасательной готовности уже сегодня разрешено только тем, кто получил аттестационное свидетельство.
И вас, действительно, могут затормозить на этой процедуре?
Запросто. Например, сейчас составляется список техники и оборудования, которое должно быть у аварийно-спасательного формирования, претендующего пройти аттестацию. Список составляют всё те же хаустовы.
В частности, требуется иметь танкер на 300 или 500 тонн для перекачки нефтеводяной смеси с нефтесборщиков. Но он мне не нужен! У меня есть договоры с несколькими судоходными компаниями, которые в любой момент и с большим удовольствием сдадут мне такое судно в аренду.
От меня также требуют внести мои суда-нефтесборщики в Морской регистр судоходства. Зачем это нужно, если у меня мелкосидящие маломерки, которым нечего делать на судовом ходу, которые всегда ходят под берегом? Купить танкер, заплатить Морскому регистру судоходства за десяток судов — это разорительно для частной фирмы-ликвидатора. Кроме экономического давления есть ещё административные рычаги.
Какие?
Рассказываю. После того, как мы в конце 2009 года года прошли очередную аттестацию, приснопамятный господин Хаустов и заместитель начальника управления федеральной поддержки территорий МЧС господин Остах приехали к нам в Петербург, в Северо-Западный региональный центр МЧС. Так сказать, с неофициальным визитом. Единственный вопрос, который их в тот момент интересовал: как это так, «Морская экология» опять прошла аттестацию? Для ответа на этот сакраментальный вопрос меня вызвали в региональный центр. Пришлось объяснять, как я прошла аттестацию. Как положено, говорю, аттестационная комиссия проверила наши документы, и что, гораздо важнее, осмотрела нашу технику, наше оборудование, нашу базу. По методичке МАК — Межведомственной аттестационной комиссии — комиссия сличила все имеющиеся пункты с тем, что увидела на самом деле, и пришла к выводу, что на оценку «хорошо» «Морская экология» соответствует методическим требованиям и готова ликвидировать разливы нефти. Со всеми документальными доказательствами того, о чём я доложила в региональном центре МЧС, не пожелав встретиться со мной лично, господа Хаустов и Остах в тот же день убыли в Москву.
И это всё административное давление?
Что вы., это было только начало . В МЧС есть главный военный эксперт Павел Плат, чиновник, чья подпись стоит на всех аттестационных свидетельствах. Хаустов написал на его имя письмо, в том духе, что «Морская экология» — это фантом, у которого нет ничего, кроме ведра и швабры, а ликвидационные работы за нас выполняет Федеральное государственное унитарное предприятие Балтийское бассейновое аварийно-спасательное управление. И привёл конкретные примеры разливов. В ответ я представила акты выполненных работ, а также письменные обращения БалтБАСУ с просьбой к «Морской экологии» оказать помощь в ликвидации названных Хаустовым разливов. И акты выполненных нами работ, которые подписаны, соответственно, мной и представителем БалтБАСУ.
Ничего себе... Как, в таком случае, квалифицировать действия бывшего руководителя Госморспасслужбы — подлог? Мошенничество?
Не знаю. Мне не до этих юридических тонкостей. Отстали бы — и ладно. Но они не отстали. В мае-месяце региональная аттестационная комиссия приняла решение ещё раз проверить «Морскую экологию» на предмет готовности к ликвидации разливов нефти путём проведения учений. То есть, для проверки они должны были организовать такие учения. Но дни идут, ничего не происходит... А на конец мая на территории Адмиралтейских верфей, где «Морская экология» уже несколько лет по договору несёт аварийно-спасательную готовность, планировались ежегодные комплексные учения. Мы пригласили на них аттестационную комиссию, но они не прибыли, с детской непосредственностью сославшись на то, что не успели оформить пропуска на территорию верфей.
Потом выяснилось, что у них нет возможности выполнить своё собственное решение и провести учения для проверки «Морской экологии». Организовать учения, да ещё в таком порту, как Санкт-Петербург, — это, действительно, не так просто. Думаю, ладно, надо помочь. Мы согласовали с аттестационной комиссией день и время, проделали всю организационную работу, подготовили учения и пригласили этих господ: будьте так любезны, приезжайте, проверьте, как мы ликвидируем разлив.
Неужели они опять не явились?
Точно. Не явились. Учения пришлось отменять. Зато через неделю они прибыли к нам не на учения, а просто так. Я сразу обратила внимание руководителя проверки на то, что в составе команды проверяющих — представитель конкурирующей организации — Балт Басу. Некто господин Савельев. Почему я должна раскрывать перед ним свои технические и технологические секреты?
Ну, понятно. На ваши протесты не обратили внимания, и проверку, всё равно, провели, как они её себе понимали. Каков оказался результат?
А каков он мог быть, если стоит задача «закопать» «Морскую экологию»? Господин Савельев пытался найти хоть каких-нибудь блох в документах. А качестве замечания мне записали, например, то, у меня застрахованы не все сотрудники моего аварийно-спасательного формирования, а только те, кто аттестованы как спасатели.
Это правильное замечание?
Нет, не правильное. В 151-м законе записано, что застрахованы должны быть только аттестованные спасатели, зачисленные на должности спасателей.
То есть, проверяющие даже не знали законодательства?
Ну, да. Ещё написали, что в «Морской экологии» отсутствуют медицинские книжки сотрудников.
Это тоже не правда?
Не правда. Медицинские книжки находятся там, где они должны находиться, — на руках у сотрудников. Кстати, в плане проверки медицинские книжки не значились. Если бы меня предупредили, что их нужно продемонстрировать, я бы собрала книжки и предъявила комиссии.
Другие замечания имелись?
Имелись. Они касались того, что комиссия не проверяла. Но апофеозом бессовестной готовности исполнять любой административный заказ я считаю замечание проверяющих насчёт отсутствия у спасателей «Морской экологии» жетонов спасателей.
Что, они у вас были?
Нет, их не было. Жетон — личный металлический опознавательный знак — выдаётся спасателю вместе с удостоверением спасателя. Выдаётся региональным центром МЧС. Так как «Морской экологии» Северо-Западный региональный центр эти жетоны не выдал, то у нас их и нет. Я напомнила об этом руководителю проверки, но замечание насчёт жетонов мне, всё равно, вписали. Итог проверки таков: «Морская экология» не готова к работам по ликвидации аварийных разливов нефти. Необходимо устранить замечания и выйти на очередную проверку. Я вот думаю: на очередную такую же?.. Так они мне ещё впишут что-нибудь. Что захотят. Наверное, нужно с ними судиться.
Татьяна Александровна, мне нечего возразить против фактов, которые вы приводите. Однако я точно знаю, что в каждой чиновничьей спецоперации должен быть смысл. Но какой же смысл чиновникам уничтожать «Морскую экологию» и другие частные аварийно-спасательные формирования?
А какой смысл был Минтрансу и Росморпорту затевать войну против негосударственных лоцманских организаций? Зачем им запретили работать в крупнейших морских портах страны?
Точного ответа на этот вопрос я не знаю. Однако морская общественность убеждена, что война против частных лоцманов ведётся за лоцманский сбор. В 2001 году он составлял по России около $80 миллионов. Если монополизировать лоцманские услуги в Росморпорте, то эту сумму можно поднять в разы, как подняли навигационный и канальный сборы. Но это не ваш случай! Попытаться переделить рынок, заставить частных ликвидаторов работать на посредников, как в Мурманске, — одно дело. А уничтожить... кто тогда будет зарабатывать деньги для посредников?
Посредников создают чиновники, чтобы запустить руку в карман участников рынка. Но что такое наш карман по сравнению с манной бюджетной?
То есть?
Пока есть частные ликвидаторы, есть и точка отсчёта. Мы — практики. Мы знаем, что нужно для предупреждения и ликвидации разливов, на самом деле. Конкретно, «Морская экология» даже создала учебный центр для подготовки ликвидаторов. Мы учим людей, как надо работать. У нас есть простые, дешёвые и эффективные нефтесборщики, которые мы сами построили. И так далее.
И ещё — частные ликвидаторы не молчат. Мы отстаиваем не только свои экономические интересы, но и свои права работать в соответствии со здравым смыслом и требованиями нашей профессии. Мы хотим видеть плоды своего труда — чистую природу — и не хотим терпеть чиновничий произвол. И в ответ на каждую бумагу, изобретённую хаустовыми, мы можем предъявить свой опыт.
Теперь представьте себе, что нас нет. А проблема предупреждения и ликвидации разливов нефти есть. Тогда можно писать в Правительство любые бумаги, требовать любые суммы — на меры по предупреждению, на планы ЛАРН, на закупку импортной техники, на что угодно. Потому что впереди у России маячит добыча углеводородов на шельфе и международное общественное мнение, которое создают страны-конкуренты. Оно не простит экологических просчётов в Арктике. А на экологии строится вся современная политика России в Арктическом секторе и юридическое обоснование её прав контролировать Северный морской путь. Можно требовать и создания любого размера фондов для ликвидации последствий нефтяных разливов, заставлять судовладельцев отчислять в эти фонды любые деньги. Стоит ради такой перспективы годик-другой побороться с тремя десятками мелких фирм-ликвидаторов?
Думаю, стоит.
Есть другой путь. Обобщить практический опыт частных фирм-ликвидаторов и положить его в основу законодательства по защите морей, берегов и шельфа нашей страны от нефтяного загрязнения.
Когда Комиссия Совета Федерации по национальной морской политике создала рабочую группу нашего профиля, я уж решила, что лёд тронулся. На рабочей группе были приняты здравомысленные решения, сделаны первые шаги по созданию единой эффективной системы управления экологическими рисками в части нефтяного загрязнения.
Но потом оказалось, что МЧС и Минтранс, сами по себе, готовят постановление Правительства, регулирующее работу аварийно-спасательных формирований. Затем состоялись слушания в Госдуме, и нам, участникам этого мероприятия, предложили вносить свои предложения в проект закона, который, оказывается, уже написан.
Вы хотите сказать, что возможен более дешёвый путь защиты от нефтяных загрязнений, чем тот, который сейчас вырисовывается?
И более эффективный.
ОТ РЕДАКЦИИ. Внизу, после редакционного комментария, мы размещаем упомянутое Т.Пресняковой письмо бывшего начальника Госморспасслужбы А.Хаустова главному военному эксперту МЧС П.Плату. Редакция располагает также копиями гарантийных писем БалтБАСУ с просьбой к «Морской экологии» оказать помощь в сборе разливов нефти — тех самых, ликвидацию которых Хаустов приписывает бассейновому управлению. Ещё у нас есть копия соответствующего акта выполненных «Морской экологией» работ, его подписал представитель БалтБАСУ. Не соответствует действительности и описание технической оснащённости «Морской экологии», приведённое в письме Хаустова Плату. Оценивать достоверность прочей информации в этом, с позволения сказать, государственном документе не берёмся.
Но самое неприятное то, что чиновник отстранён от занимаемой должности, а порождённая им бумага продолжает жить собственной жизнью. На наш взгляд, противозаконная возня вокруг ликвидации разливов нефти, которую затеяли чиновники среднего уровня, способна нанести реальный ущерб Российской Федерации. В первую очередь — её природе. Но и финансам. И международному престижу. И политике в важнейшем — арктическом регионе планеты. Как идти на шельф за углеводородами, если страна не располагает эффективной системой предупреждения и ликвидации разливов? Почему в ситуации «голого короля» не используется готовый практический опыт частных аварийно-спасательных формирований? Почему, напротив, делается всё возможное, чтобы усложнить им жизнь?
Не по-хозяйски это. Такое впечатление, что пора заниматься созданием российской системы защиты от нефтяных разливов на более высоком властном уровне. И начинать с расчистки подзаконного мусора и ликвидации административных схем, которые отдельные государственные чиновники используют для продвижения своих негосударственных интересов.