28.01.2019 - Александр Шестун — откровения и разоблачения из СИЗО
Человек без инстинкта самосохранения, но не революционер и не борец с коррупцией — Александр Шестун о мотивах своего противостояния с ФСБ и губернатором Подмосковья, и о том, почему он не намерен сдаваться, несмотря на крах всех надежд. А также — о завышенных ценах на лекарства для арестантов, о том, как его пытались выставить невменяемым и как он встретил Новый год в камере.
«Декабрь 2018 года был месяцем несбывшихся надежд, следовательно, изрядно потрепал мою нервную систему. За все полгода моего пребывания за решеткой никогда не было столько реальных шансов обратить внимание президента на политический характер моего уголовного преследования. Подогревало мои мечты освобождение Давидыча из «Матросской тишины» после его многократных жалоб и критических публикаций в адрес правоохранительных органов.
6 декабря Эрика Кутуашвили встречала у ворот изолятора огромная толпа с транспарантами, весьма торжественно и ярко, да так, что автозаки, возвращающиеся из судов, долго не могли въехать с арестантами на территорию. Давидыч известен как популярный видеоблогер, не раз доказавший полиции, что можно сделать с помощью общественного резонанса, он боролся с угонами и с коррупцией в ГИБДД, раскрывая в своих роликах факты получения взяток сотрудниками полиции и продажу должностей в столичном ГУВД. Эрик и его люди помогали в поимке членов «банды GTA», убивавшей водителей на трассе «Дон».
Уехал на зону мой знакомый Денис Тумаркин (Дионисий Золотов), так и не добившись условно-досрочного освобождения (УДО) в суде. Мне удалось пообщаться с ним именно в тот день, 5 декабря, когда его вечером отправили на этап, и я рад, что Денис не затаил злобы на мою давнюю критическую публикацию в его адрес. В своей статье я осуждал его многочисленные посадки людей, не представлявших угрозы для общества, в обмен на смягчение условий для себя.
Ремонт же «вип-камер» и спортзала, который принес ему скандальную славу после публикаций Евы Меркачевой, я не критикую. Мало того, ремонт всего пятого этажа «большого спеца» «Матросской тишины» считаю весьма полезным для арестантов, неговоря о сооружении спортзала и покупки туда тренажеров, тем более что все материалы покупались официально. Денис вместе с группой обвиняемых, собранных в строительную бригаду, ремонтировал помещения своими руками.
Спортзал в тюрьме имеет огромное значение не только для укрепления мускулатуры, но и нейтрализации негатива, выходящего через пот у заключенного. Чем можно погасить свои страдания в тюрьме, бороться с депрессией? Наркотиками, которыми заполнены все изоляторы, или занятиями спортом.
Вышел на волю и Ильдар Самиев, сидевший на 6-м спеце, давно погасив ущерб потерпевшим по делу.
Давидыч, Денис Тумаркин и Ильдар Самиев не пользовались авторитетом среди приверженцев АУЕ, но, думаю, не сильно страдали от этого. Когда я сказал об этом Тумаркину-Золотову, то он спросил меня: «Как ты думаешь, кто из нас больше сделал для „общего“? Я или блатные?».
Мои мечты о переводе на домашний арест подпитывались подходом моей дочери Маши к пресс-секретарю президента Дмитрию Пескову и большим резонансом видеообращения семьи к Владимиру Путину, а оно собрало 8 миллионов просмотров, десятки тысяч комментариев, отличалось от предыдущих более жесткими формулировками. Апогеем моих надежд стало прямое обращение члена СПЧ Андрея Бабушкина к президенту Владимиру Путину, которое впоследствии разместили на сайте kremlin.ru:
«Не секрет, что часто заключение под стражу избирается без учета данных о личности человека. Яркий пример — Александр Шестун, внесший огромный вклад в процветание Серпуховского района. Шестун болен редким тяжелым заболеванием, является отцом пятерых детей, трое из которых — несовершеннолетние. К сожалению, таких людей, содержание которых под стражей бессмысленно и даже вредно, — многие тысячи…»
Президентский совет в Кремле вместо запланированных полутора часов продолжался три с половиной. Правда, трансляция шла по «Вести-24» только первые полтора часа, а Бабушкин выступил во второй части. Полагаю, что президент потратил на это совещание в два раза больше времени, чем по протоколу, в том числе, и потому, что находился под впечатлением после похорон известной правозащитницы Людмилы Алексеевой, одной из основателей Московской Хельсинкской группы в России, прошедших в этот же день — 11 декабря 2018 года.
Как я любил эту прекрасную женщину! Самоотверженный труд с риском для жизни поставил Людмилу Алексееву на высокий пьедестал истинных героев Отечества. Я много раз общался с Людмилой Михайловной на разных мероприятиях, и она всегда откликалась на все мои просьбы, воспринимая чужую беду, как свою личную.
Конечно, во многих выступлениях на президентском совете по правам человека у спикеров звучало возмущение из-за административного ареста Льва Пономарева за пост в соцсетях о деле «Нового величия» с призывом прийти на несанкционированную акцию протеста к зданию ФСБ на Лубянку. Я уже много лет знаком с лидером движения «За права человека» и общался со Львом Александровичем последний раз за две недели до своего ареста. Был на торжественном мероприятии по случаю его юбилея и поздравлял с 70-летием. Дай Бог каждому сохранить такую прекрасную форму, как у него.
Подводя итог встречи в Кремле, традиционно используя мнение моего давнего знакомого, журналиста «Новой газеты», члена СПЧ Леонида Никитинского. При всех минусах и плюсах подобных совещаний и поисках смысла, одно можно сказать точно: теперь никто из власти не сможет сказать, что про это им не говорили. Мне же больше всех запомнилось высказывание журналиста znak.com Екатерины Винокуровой, что правосудие у нас носит садистский уклон.
Моя семья настолько настроилась на перспективу домашнего ареста, что мне никакими силами не удавалось вернуть их на грешную землю. Юля даже две недели блокировала мои публикации с критикой дельцов из ФСБ и тюремной системы, ожидая чуда.
Конечно же, привлекло мое внимание высказывание на СПЧ о существовании видеоматериалов с избирательных участков в Балашихе, свидетельствующих о фальсификации в ходе выборов губернатора Подмосковья. Группа из трехсот человек под кураторством вице-губернатора Михаила Кузнецова устроила «карусель», перемещаясь с одного избирательного участка на другой.
«По поводу анализа имеющихся видеоматериалов на выборах, я поручение такое Бастрыкину дам», — гарантировал Путин. По результатам этого диалога в Кремле председатель ЦИК Элла Памфилова сделала запрос на имя генерального прокурора России Юрия Чайки.
Просто удивительно, как чиновники держат нос по ветру. После заявления прозревшей Памфиловой тут же заместитель директора ФСИН Валерий Максименко заявил, что будут закрыты изоляторы «Бутырка» и «Красная пресня», а возможно и «Матросская тишина». Якобы правительство Москвы за год построит в направлении Калужского или Дмитровского шоссе новый изолятор на 5 тыс. мест на территории 80 гектаров.
Лично я в это не верю по многим причинам. Коммерческое использование исторических зданий вряд ли возможно, слишком здесь много крови и боли. Невозможно даже за многие годы с учетом полной реконструкции и создания шикарных интерьеров избавиться от ауры страха и страданий тысяч людей. Каждый день я хожу по подземным переходам к адвокатам и вижу столько плесени, грибка и полностью разваленных коммуникаций, не говоря уже об ужасных стенах, и вижу, что возможно использовать это только для квестов.
Может быть, олигархи братья Магомедовы, Дмитрий Михальченко, Костя Пономарев или Роман Манаширов, если у них, конечно, не отожмут все активы за время заключения, изъявят желание выкупить эти здания и отремонтировать их с целью посадки туда в будущем судей, прокуроров, полицейских, фсбшников и следователей, бездоказательно бросающих людей за решетку, крышующих наркоторговлю, тотально берущих взятки.
Разумеется, в такие убогие камеры этих неженок сажать нельзя, они же тоже люди, хоть и подлые. Сроки им, конечно, тоже нужно уменьшить, они просто не выдержат нынешних, ведь влияет не жестокость наказания, а его неотвратимость. Я уверен, что если вынести этот вопрос на референдум, то граждане нашей страны поддержат эту здравую идею.
Очень показательно смотрится репортаж о концерте в Кремлевском дворце в честь профессионального праздника ФСБ: все центральные телеканалы, как под копирку, показали генпрокурора Чайку и председателя Верховного суда Вячеслава Лебедева, сидящих с грустными лицами в первых рядах, не как хозяева, а как подневольные на чужом празднике жизни. Без комментариев понятно, что они под полным контролем ФСБ.
В этот же день ко мне поступила очередная просьба от экс-мэра Владивостока Игоря Пушкарева выступать у него в суде по монологу генерала ФСБ Ивана Ткачева о посадке главы города по политическим мотивам. Я, конечно, подтвердил готовность поучаствовать в этом благом деле, тем более, что я публиковал аудиозаписи откровений Ивана Ивановича, как они упаковали «царя и бога Владивостока».
Так получилось, что я много общался с бывшим мэром столицы Приморья Виктором Черепковым, и он неоднократно бывал у меня в гостях в Серпухове. Очень много хорошего слышал о работе Игоря Пушкарева, мои собеседники называли его лучшим главой города за многие годы, очевидно, поплатившимся за свои политические амбиции. Как следствие, после его силового удаления с должности, ряд скандалов на выборах Приморья потряс политическую систему России.
22 декабря вышла публикация в одном из самых серьезных и влиятельных британских журналов The Economist под названием «Внутренняя кухня страны Владимира Путина». Итоговый рождественский выпуск журнала посвятил несколько страниц моей персоне с подзаголовком статьи «Тайные аудиозаписи раскрывают падение Александра Шестуна». Мои близкие сильно расстроились, прочитав эту публикацию, ведь в ней очернили всех: президента России, ФСБ, губернатора, нелицеприятно прошлись и по мне. На другое я и не рассчитывал…
Я согласен с формулировкой «отмороженный коммерс из 90-х», но вот с эпитетом «торпеда ФСБ» можно поспорить. Торпеда — управляемый снаряд, стреляющий по указанию командования, в войне же с «игорной прокурорской группировкой» атака шла не по инициативе ФСБ, а скорее они были вынуждены реагировать после моего видеообращения к президенту РФ Дмитрию Медведеву.
Хорошо помню, как тогда кричал мой куратор от 6-й службы УСБ ФСБ Петр Илюхин из-за обнародования деталей прокурорского наезда: «Как вы могли без согласования с нами опубликовать? Вы нам все оперативные разработки срываете!»
«Не надо меня использовать в качестве живца! Ткачев и Дорофеев гарантировали мне безопасность, а на меня возбудили заказное уголовное дело по особо тяжкой статье по заявлению „Графа“», — возражал я.
«Александр Вячеславович, у вас прокуратура — враги, Следственный комитет и МВД тоже мечтают порвать вас на части. Хотите противопоставить себя ФСБ к тому же?» — возмущался Петр.
«Да! Я готов сделать видеообращение к жителям России, чтобы они не доверяли ФСБ, что они бросают на полпути и предают людей, идущих на риск по разоблачению прокурорской банды».
Несмотря на нашу ругань, я понимал, что от Илюхина немного зависит и уважал этого мужественного и даже дерзкого парня.
Совсем никуда не годится тезис, что Шестун боялся потерять статус, власть, деньги. Несмотря на предложение все сохранить, я осознанно потерял не только статус, власть и деньги, но и свободу, и все имущество.
После выпуска видеообращения меня спрашивали СМИ: «Почему вы не уезжаете? Какова вероятность вашего ареста?» Я им отвечал: «Вероятность ареста 90%. Это моя страна, почему я должен убегать. Как я брошу жителей района, как брошу посаженных в тюрьму сотрудников?»
Завершая обзор статьи, отвечу на утверждение автора, что господин Шестун сам не знает, зачем он выпустил видеообращение. Сто раз говорил и писал об этом, напишу сто первый раз. Сотрудники ФСБ подбросили два конверта с деньгами при обыске моего кабинета, и я понял, что «каток поехал». Цель — защита от произвола правоохранительных органов.
Данная статья появилась в рождественской официальной части печатного издания под заголовком «Взлет и падение Александра Шестуна». Самая главная ошибка, поспособствовавшая моему падению, — неверие в поддержку на выборах губернатора Подмосковья кандидатуры Андрея Воробьева президентом России Владимиром Путиным. В моей голове не укладывалось, как можно поддержать столь непопулярного и профнепригодного руководителя столичного региона, несмотря даже на поддержку могущественного клана Тимченко-Шойгу.
В конце декабря меня дважды возили на проведение судебно-психиатрической экспертизы в институт имени Сербского, что довольно утомительно. Автозаки ФСИН не оборудованы мигалкой в отличии от полицейских машин, возящих нас в суды. В здании института очень холодно, конвоиры придирались ко мне и заставляли заполнять многочисленные тексты в камере без стола.
«Я не буду писать сотни ответов в позе буквой зю!» — заявил я конвоирам. «У вас три полоски в деле! Нам ни разу не встречался арестант, склонный к нападению, побегу и членовредительству», — заявил старший конвоя.
Я не спеша достал кефир, яблоки и устроил себе пикник, всем своим видом показывая нежелание идти у них на поводу.
Через 15 минут пришел начальник рангом повыше, завел разговор по душам о своих визитах в Оболенск (Серпуховский район) к родственникам. Подробно рассказал о контактах по роду службы с вором в законе «Костылем», уроженцем города Протвино. Задушевные беседы не укрепили меня в желании писать на лавочке, и им пришлось посадить меня за стол в кабинете.
После написания тестов женщины среднего возраста без признаков косметики на лице начали со мной беседу, которая впоследствии переросла практически в допрос с пристрастием. Особенно долго со мной беседовали психолог и психиатр: «Почему вы безобразно вели себя в Басманном суде?»
«С чего вы взяли?» — спросил я.
«Вот следователи и судья прислали, что вы хотели, чтобы вам сломали руки, и выкрикивали что-то», — насупив брови, поинтересовались сыщики в белых халатах.
«Так если мне слова не дают в суде! Может быть, это их грубейшее нарушение? Руки сломать они же мне обещали, разве это нормально с их стороны?» — недоумевал я.
«Да нам следователи 14 томов дела дали, там сотни показаний, как вы куражились над подчиненными, увольняли их, вымогали у них взятки».
«За 14 лет работы я ни у кого не вымогал и даже никогда не просил взятки! Уволил я всего менее десяти человек, и то большинство потом взял назад. А как вы хотели? У меня во всех муниципальных структурах более 3 тыс. человек работало. Как вы хотите чтобы вели себя люди, когда им к затылку пистолет приставили? Когда на их глазах уже восемь человек бездоказательно посадили за решетку?» — удивленно возразил я.
Следователь ГСУ СК РФ Роман Видюков с первых минут допроса требует перейти на «светлую» сторону, в ином случае угрожая арестом. Шестуна же с первых минут он называет коррупционером и обвиняет во всех смертных грехах несмотря на то, что следователь и судья должны по закону вести себя нейтрально, исследуя все стороны уголовного дела. Обвинение по закону — обязанность прокурора, защита — на плечах адвоката.
«Что вы скажете о том, — продолжали врачи, — что ваш партнер Криводубский приобрел всю землю в районе?»
«Борис Криводубский на 100% законно все приобрел, платя деньги в бюджет района не только во время покупки, но и выплачивая огромные налоги на собственность. К тому же он не является крупным землевладельцем и не входит даже в двадцатку латифундистов Серпуховского района. Из-за высоких налогов и неликвидности сегодня для всех бизнесменов земля является пассивом, а не активом, как чемодан без ручки — не выкинешь, а нести тяжело».
«Вы считаете себя недееспособным во время подписания того постановления в 2008 году, в рамках которого было возбуждено уголовное дело?» — спросили меня женщины-врачи.
«С чего вы взяли? Если здесь большинство людей, может, и косит под сумасшедших, то я не буду придуриваться. Конечно, я осознавал и до сих пор считаю все законным на 100%, это подтверждено доследственными проверками СК РФ и решениями судов».
Когда все врачи пообщались со мной, были завершены все тесты, то меня привели в кабинет, где проходила итоговая комиссия, которую вел сам начальник. «Вы знакомы с заключениями, представленными адвокатом Шарым?» — спросили меня.
«Да, знаком, но я не уполномачивал его делать ходатайства в связи с назначением судебно-психиатрической экспертизы, — отвечал я. — Мало того, передавал своей жене и адвокатам, чтобы Леонид Дмитриевич срочно пришел ко мне и объяснился по поводу своих некорректных умозаключений».
Адвокат Леонид Шарый так и не явился ко мне. В целом его формулировки, вроде бы, верны, но имеют гипертрофированную форму и несколько подленьких словечек, отчего меняются смысл абсолютно нормальной идеи. Например: «Имеется навязчивая идея, что у него имеется огромное количество оппонентов (из числа высокопоставленных сотрудников ФСБ РФ, Администрации Президента РФ, Правительства Московской области)».
«Вроде бы, нормально, но словосочетание „навязчивая идея“ ставит под сомнение все. Как быть тогда с диктофонной записью, где Ярин, Ткачев и Кузнецов открыто угрожают мне?» — рассуждал я.
«Шестун психологически готов к „героической“ эвтаназии, то есть имеется готовность отдать свою жизнь за правое дело борьбы против коррупции в высших эшелонах власти РФ».
Опять близко к истине, только у меня готовность отдать жизнь за Серпуховский район, за чистый воздух для жителей. Я не являюсь борцом с коррупцией — это всего лишь мой способ защиты, показать их продажность, чтобы была ясна природа выдвинутых мне фейковых обвинений.
«Шестун А.В. занимает относительно деструктивную линию защиты, у Шестуна А.В. напрочь отсутствует инстинкт самосохранения».
А вот здесь я полностью соглашусь. Эти тезисы подтверждаются и моими публикациями. Специфика работы адвоката Шарого заключается в единственно верном пути достижения результата — досудебном соглашении в обмен на смягчение наказания. Сегодня работает только это, к сожалению, тут Леонид Дмитриевич прав. Только не все могут переступить через свою совесть и топить других, чтобы самим спастись. Шарый как полковник ФСБ в прошлом хорошо понимает суть устройства «правоохренительной» системы страны, его прагматизм сильнее моих наивных (неадекватных) представлений о справедливости.
«Шестун А.В. утверждает, что государственная власть в России непременно сменится в результате революции, а все коррупционеры окажутся на нарах (будут арестованы)».
Напомню, что я много лет работал в исполнительной власти и не могу являться революционером, в том числе, потому что являюсь членом партии «Единая Россия». Уверен, что нынешняя прогнившая правоохранительная система рухнет не в результате вооруженных восстаний, а мирным путем, возможно, тихо и незаметно, как падет трухлявый гриб с некогда мощной ножки. При этом я действительно считаю, что судьи, прокуроры, следователи должны нести уголовную ответственность за свои неправосудные решения. Общество уже давно готово к этому…
В завершении работы комиссии начальник задал мне примитивный и тем не менее странный вопрос: «Считаете ли вы себя умалишенным?»
«Я умнее всех вас вместе взятых», — нескромно ответил я, уже не в первый раз применяя это выражение. «Странные у вас тут вопросы. Какой же сумасшедший скажет, что он не в себе?» — напоследок сказал я, уже выходя из двери кабинета.
Все врачи, проводившие мою экспертизу, читали мою последнюю публикацию, несмотря на то, что она вышла всего лишь за день до моего визита. Завершалась она словами: «Горите в аду!»
Мне эту фразу напомнили не только в институте имени Сербского, но и вечером по прибытию обратно в «Матросской тишине», я услышал аналогичный позывной по рации у тюремщиков. Мои соседи недоумевали, где они взяли это выражение, пока я не объяснил им происхождение. Адвокат Андрей Гривцов на свой вопрос о моем свидании с женой следователю Роману Видюкову услышал то же крылатое выражение: «Горю в аду».
Он сильно переживал за эти слова, адресованные мной ему и начальнику МСЧ-77 ФСИН Галине Тимчук, лишившей меня медицинской помощи. Странно, что палачи удивляются и даже обижаются на свою жертву, если она кричит караул и нагло пытается ускользнуть от топора на эшафоте.
Начальник СИЗО «Лефортово» выпустил уже второе постановление от 10 декабря 2018 года о наказании А.В.Шестуна карцером на десять суток, якобы «за оскорбление руководителя «Лефортово» «шестеркой ФСБ».
После моих коррупционных разоблачений о некачественном ремонте изолятора на сотни миллионов рублей и трех- четырехкратное завышении на закупках товаров в СИЗО руководство «Лефортово» жестко отомстило мне, вынеся четыре выговора и поставив на профучет «как склонного к побегу, суициду и членовредительству», поставив мне три «полоски» в дело.
В тюрьмах «Лефортово» и «Матросская тишина» нет ни одного арестанта с таким «букетом» наказаний. Три «полоски» в дело, четыре выговора, два карцера… Конечно, всем очевидно, что наказания носят характер мести и абсолютно необъективны. Особенно «полоски» в деле, что является во ФСИН вещью из ряда вон выходящей, конвоирование ведется с огромными сложностями, обыски в камере в три раза чаще, адвокатский кабинет с видом только на тюрьму и т.д.
Наказывать карцером за хранение таблеток больше суточной дозы и распевание песен на прогулке (подпевание ретранслятору) — смешно! У всех арестантов, во всех тюрьмах есть таблетки больше суточной дозы, да и распевание песен на прогулке не является поводом для карцера.
Второе постановление о карцере вышло в один день с моей публикацией, где я уличаю во лжи полковника ФСИН Алексея Ромашина. Мало того, в статье начальник «Лефортово» сравнен с персонажем Крота из «Дюймовочки». Конечно, личная обида Ромашина была главной движущей силой в отправке «неудобного арестанта» в карцер.
Говорят, следователь ГСУ СК РФ Видюков горячо поддержал идею главного «крота» изолятора отправить меня на «кичу» именно в Новый год, чтобы подорвать боевой дух бунтаря. Ко всему прочему Ромашин отправил прокуроров опросить героев моих статей: Вячеслава Гайзера, Алексея Чернова, Игоря Ковзеля и других по вопросу, давали ли они разрешение на публикацию и делились ли подробностями своих уголовных дел. Насколько я знаю, сотрудников в синих мундирах послали подальше и не стали давать письменные объяснения. Что ж, не живется спокойно лефортовскому «кроту».
По традиции я поднял аукционы «Лефортово». Закупка № 0373100075318000076 на поставку лекарственных средств в СИЗО-2 «Лефортово» размещена 07.11.18. Среди них: «Аксамон», таблетки. За одну упаковку «Лефортово» предлагает среднюю цену 1111,76 рублей, однако цены в аптеках Москвы в среднем 679 рублей в розницу. «Афобазол», таблетки — «Лефортово» предлагает за одну пачку 568,83 рубля, однако в аптеках его можно купить за 355 рублей. Конечно, по традиции я оформил это в виде сообщения о преступлении о признаках коррупции в действиях полковника ФСИН Ромашина.
Не забыл я и про «мисс Смерть», угробившую не одну жизнь за время работы начальником МСЧ-77 ФСИН РФ. Галина Тимчук тоже «шалит» с закупками таблеток. Например, 19.06.18 МСЧ-77 разместило аукцион на закупку лекарств № 0873100008418000020. Таблетки «Моксонидин» предлагалось купить за 674,74 рубля при стоимости 200-300 рублей за пачку в аптеках.
На войне как на войне! Пока я буду сидеть за решеткой, вряд ли я дам забыть о себе правоохранительным органам. Причем бороться я буду не только за себя, но и, как говорится в тюрьме, «за общее». Меня лишили возможности заботиться о своих детях, любить свою жену, работать на благо общества, так получите! Всю свою жизнь, все свои силы без остатка я посвящу борьбе с этими кровопийцами.
Давление ФСБ и СКР заключается не только в виде карцера, нападения «террориста» и других проделок от силовиков. Теперь эти оборотни запретили членам ОНК подходить ко мне, и даже Анна Каретникова получила указание от ФСИН не общаться со мной. За последние два месяца никто не подходил ко мне, а раньше правозащитники посещали практически каждый день.
Видимо, получили указание и прокуроры. За два месяца нахождения в «Матросской тишине» я не видел сотрудников надзорного ведомства. В этом я тоже нахожу свои плюсы, ведь общение отвлекает от «боевых действий». Написание обращений, жалоб, публикаций требует огромных трудозатрат и отнимает много времени.
Последний раз у меня в «Лефортово» на мой день рождения были самые активные члены ОНК — Иван Мельников и Борис Клин из ТАСС. Конечно, их интересовало нападение сокамерника Кодирова за день до этого. Председателя СПЧ при президенте РФ Михаила Федотова не пустили ко мне в этот день.
Да, чуть не забыл! Ведь с начала ноября еще заходили в «Лефортово» члены ОНК Женя Еникеев и Александр Бачу. В тюремной больнице мне рассказывали, как Еникеев на свои деньги покупал таблетки арестанту.
Многие авторитетные заключенные не любят правозащитников и открыто критикуют их за продажность. Я же всегда защищаю их, и в дневниках пытаюсь донести до арестантов, что работают правозащитники на общественных началах, что полномочий и возможностей у них очень мало.
Преклоняюсь перед смелостью и принципиальностью Когершын Сагиевой, Евы Меркачевой и Анны Каретниковой, приходы этих чудесных женщин превращают мою серую жизнь в праздник.
Самые морально тяжелые дни в изоляторе — это праздники. Тяжело смотреть красочные концерты и сознавать, что жизнь проходит мимо. В Новый год особенно, потому что это семейный праздник, не говоря о большом количестве выходных и отсутствии писем, передач, свиданий. Телевизионные шоу с одними и теми же артистами и даже традиционные фильмы «Ирония судьбы», «Бриллиантовая рука» смотрятся с раздражением. Надоело одно и то же… От выстрелов салюта я вздрагивал так, как будто они попадали в меня. Просто дико видеть, как веселятся люди.
Новости же о магнитогорской трагедии наоборот смотрелись с сочувствием, и мы переключали с канала на канал, смотря вновь и вновь эти трагичные репортажи с места событий.
В 11 вечера я лег в кровать и заснул, в 12 ребята меня разбудили, я выпил клюквенный морс и опять погрузился в тяжелый сон.
Никогда в жизни у меня так не болело сердце, как в тюрьме. Если на воле я терял сознание, в основном, в самолетах, то в изоляторе обмороки — явление более частое и обыденное. Никто не бегает с кислородными масками и даже не имитирует какое-либо беспокойство. Сколько смертей я видел здесь, и никого, кроме правозащитников, это не интересует.
Наиболее высокий уровень смертности и самоубийств заключенных зафиксировал Совет Европы в России. Почти две трети умерших за решеткой в европейских странах приходится на нашу страну (4,1 тысячи из 6,4 тысяч). Всего на 100 тыс. жителей России приходится 439,2 заключенных, это почти в четыре раза выше среднего показателя по Европе».
