16.07.2007 - Присяга олигарха — это не любовь к сюзерену, а охранная грамота
В полку бессребреников прибыло. Еще один россиянин готов пойти по стопам математика Перельмана, отказавшегося от Филдсовской премии (аналога Нобелевки в математике), и это не кто иной, как миллиардер Олег Дерипаска, заявивший в интервью «Файненшл таймс», что всегда готов отказаться от компании в пользу государства. «Если государство скажет, что мы должны отказаться от компании, мы откажемся. Я не отделяю себя от государства».
Надобно сказать, что формула: «Если вы попросите, сразу все отдам» — стала стандарной клятвой олигархов на верность Путину. Вступая на службу в Вооруженные силы, клянутся: «Служу России», а вступая в Кремль, олигархи клянутся сюзерену: «Все положу, если прикажете». Стандартная же формула ответа сюзерена: «Поуправляй пока».
Говорят, что первым так присягнул Владимир Потанин сразу после вступления Путина в должность, когда прокуратура наехала на «Норникель». «Возьмите, если надо», — говорили по поводу Ковыкты в ТНК. В общем, присягали все, кроме Ходорковского.
Ходорковский не присягнул, и в результате из него сделали учебное пособие по тому, как присягать правильно.
«Мне просто повезло, — сказал Дерипаска в интервью «Файненшл таймс». — Считайте, что богатство свалилось на меня с неба».
Просто повезло?
В конце 80-х десятки молодых физиков слонялись без работы и денег. Дерипаска понял, как зарабатывать деньги, продавая сырье на бирже. Он начал работать на одну из самых могущественных империй начала 90-х, Trans World Group, стал младшим партнером и любимым учеником Михаила Черного, тогдашнего короля российской металлургии. Когда «красные директора» еще считали, что акции — это такие бумажки, за которые потом посадит ОБХСС, Дерипаска и TWG покупали акции СаАЗа. Завод был на грани остановки: бандиты гуляли по цехам, алюминием торговали чуть не в каждом дворе. Говорят, что молодой директор Дерипаска ночевал месяцами в цеху: от фтора у него повыпадали зубы, как у моряков Магеллана в эпоху Великих географических открытий.
Чтобы скупить акции завода, TWG привлекла и Татаренкова — главного местного бандита. Скупал он их или выбивал вместе с зубами, история умалчивает, но, когда пакет оказался в нужных руках, Дерипаска пришел в милицию и сказал: «Я тут с преступностью решил бороться».
Татаренков поклялся убить Дерипаску; покушения готовились не раз. Однажды, рассказывают оперативники, люди Татаренкова узнали время проезда и точный маршрут Дерипаски и… попросили деньги у Анатолия Быкова, который тогда уже имел основания опасаться растущего влияния молодого алюминщика. «Он ваш враг, не мой», — отказался Быков. Гранатометчики пролежали на обрыве, пока под ним ехали машины Дерипаски. Выстрела так и не было.
Именно Дерипаска возглавил мятеж российских менеджеров против империи TWG и размыл с помощью дополнительной эмиссии пакет TWG в Саянском алюминиевом заводе. Говорят, тогда даже на горных тропах в Саянах стояли патрули, чтобы перехватить юристов TWG, пытающихся поспеть на внеочередное собрание.
А еще потом была вторая алюминиевая война, развод с Михаилом Черным; постоянные попытки захватить то тот, то другой завод. На лесопромышленную компанию Захара Смушкина Дерипаска нападал два раза, потому что с первого раза не получилось, а это оскорбляет российского олиграха, если кто-нибудь не дает себя съесть. Это потеря лица — не победить в нападении.
Ночевки в цехах, война не на жизнь, а на смерть с Татаренковым, а потом Быковым, восстание против TWG (а напомню, что предыдущие коммерсанты, решившие соперничать с TWG, — Феликс Львов и Олег Кантор — погибали при совершенно фантастических обстоятельствах: Львова, например, вооруженный спецназ снял с заграничного самолета, когда тот уже сидел в салоне, вывез в лесок и расстрелял), — это все «просто повезло»?
Это как если бы математик Перельман скромно сказал, что решение проблемы Пуанкаре ему просто приснилось.
В 1730 году птенцы гнезда Петрова, сильные, коварные, коррумированные, но даровитые люди, решили призвать на царство неумную, ограниченную, слабую Анну Иоанновну, ограничив ее правление «кондициями». Анна Иоанновна в Санкт-Петербург приехала — и тут же «кондиции» разорвала. На это у нее ума хватило. Потому что испуганное дворянство прибежало к Анне Иоанновне жаловаться на верховников и потому что верховники просили не прав для других, а воли для себя.
Российские олигархи, как и сподвижники Петра, были неутомимы, талантливы и безжалостны. Ни один из них не стал миллиардером случайно, хотя многие случайно остались в живых. Но, выбирая преемника Ельцина, они не думали о правах для всех. Они думали лишь о воле для себя — и то, понятное дело, с какой стати волкам думать о нуждах зайцев?
Но теперь эти волки с длинной волей стоят смирно в очереди к плахе, как Голицыны и Долгорукие, и всё, что они могут сделать, чтобы отсрочить неизбежную развязку и, возможно, даже поучаствовать в дележке имущества того, кто казнен раньше, это сказать: «Государыня, все, что мое, — твое. Бери, если хочешь».
